Мне часто видится в опавшем теле то же предшествующее; но другое. Те же места, что составляли моё «здесь» — но ярче. Те же люди, но одарённые самым своим безмятежным: всякий предмет человечен и всякий человек родственнен всякому предмету, потому что и тем и тем вдруг, — так, из озорства, — прикинулся Принцип.
И всё вдруг сжимается в поправшую физику густоту: и в ней я просыпаюсь. И это порою причина моя проснуться — как бы ни хотелось там, в чистой потенции остаться собою — всё уже развернулось.